Михаил Крутихин: «Это смерть нефтяной отрасли. Сотни тысяч людей окажутся без зарплат»

Сделка Путина, Трампа и короля Салмана обойдется России в половину экспорта черного золота

«Если мы убьем 23 процента добычи, восстановить полностью эти потери уже никогда не удастся», — говорит о последствиях новой нефтяной сделки партнер информационно-консалтингового агентства RusEnergy Михаил Крутихин. В интервью «БИЗНЕС Online» он отметил, что итогом трехдневных переговоров стали самые плохие для российской нефтяной отрасли условия сокращения добычи нефти и сказываться они будут еще долгие годы.

ИСТОЧНИК: Business Gazeta

«ПОЛОВИНУ ЭКСПОРТНОГО ПОТОКА РОССИИ НАДО СОКРАТИТЬ»

— Переговоры по нефти в рамках ОПЕК+ и «Большой двадцатки» продолжались три дня. Участвовали министры энергетики всех ведущих стран. Почему об итогах «сделки века» рассказывает в основном представляющий Россию Александр Новак? 

— Саудовская Аравия, очевидно, не хочет злорадствовать. Президент России позвонил наследному принцу и, судя по всему, извинился за оскорбления и ложь в отношении саудовской позиции в ОПЕК+.

— Очень сложно представить Владимира Путина, извиняющимся за что бы то ни было…

— И тем не менее. Судя по тому, что России дали сохранить лицо и именно Новаку поручили комментировать общую позицию стран – производителей нефти, извиняться все же пришлось. Заметьте, что он не делал заявлений о триумфальных победах России, ограничившись призывами к тесному сотрудничеству с нашими конкурентами на рынке.

— Известно, что ОПЕК+ в целом согласилась уменьшить добычу в мае-июне на 9,7 миллиона баррелей в сутки, затем до конца этого года объемы сокращения урежут на 8 миллионов, а в 2021-м и вплоть до 1 мая 2022-го — на 6 миллионов баррелей. На сколько конкретно придется ужаться российской нефтянке? Цифры гуляют от 1,8 миллиона до 2,8 миллиона баррелей в день.

— По решениям ОПЕК+ Россия и Саудовская Аравия должны сократить по 23 процента своей добычи от уровня в 11,3 миллиона баррелей в день. Все остальные участники ОПЕК+ должны отмерять сокращение от показателя своей добычи на октябрь 2018 года. РФ и Саудовская Аравия обязались взять на себя львиную долю сокращения добычи. Для России 11,3 миллиона баррелей в день — это как раз тот уровень добычи, который есть сейчас. А вот у Саудовской Аравии реальный уровень добычи нефти, по разным оценкам, составляет от 9,3 миллиона до 9,8 миллиона баррелей в день. Значит, в абсолютных цифрах нам придется ужиматься гораздо больше, чем саудитам. Россия должна сокращать 2,5 миллиона баррелей в сутки. А Саудовская Аравия должна уменьшить не от своего уровня добычи, а плюс еще у нее огромные объемы нефти, которые она накопила по всему миру — в Нидерландах, Египте, Индии, Японии, США и многих других точках, где у саудитов есть крупные хранилища нефти. Плюс еще Саудовская Аравия закачала нефть в несколько супертанкеров. Страна арендовала 21 супертанкер. Но эта нефть уже добыта, ее экспорту по выросшим ценам ничего не мешает, сократить-то решено именно производство нефти. Значит, саудитам придется снизить добычу на очень небольшую величину: по разным оценкам, от всего лишь 0,5 миллиона до 1,5 миллиона баррелей в сутки. Так что Россия выступила главным донором этого сокращения добычи в рамках ОПЕК+ на 9,7 миллиона баррелей в день.

— Почему все-таки называют такие разные цифры сокращения добычи нефти в России?

— Действительно, цифры называют разные. Пошли разговоры об исключении из общей добычи газового конденсата. Но на самом деле нефть и конденсат — это одно и то же. Легкая нефть и газовый конденсат — все сырье для нефтепереработки просто с немного разными характеристиками. Разговоры про исключение конденсата — это уловка, которая не срабатывает. России в любом случае придется сокращать добычу на 23 процента.

— Что пострадает прежде всего — поставки на наши НПЗ или экспорт нефти?

— Внутренний спрос на нефтепродукты (прежде всего бензин) несколько сократился из-за коронавирусной самоизоляции. Но закрывать НПЗ, которым не хватит сырья, — это не вариант. Данных о глубине сокращения внутреннего спроса на топливо пока нет, но, по моим оценкам, оно небольшое. НПЗ продолжат работать, а значит, получать нефть. Речь идет о сокращении экспорта российской нефти, причем очень существенно. Половину экспортного потока, который составляет примерно 5 миллионов баррелей в день, России надо уменьшить.

— Как юридически в нашей стране могут оформить решение о сокращении добычи?

— Возможно, будет какое-то постановление правительства. Но отказ от рыночных принципов крайне сложно оформить юридически. Возможно, даже понадобится решение парламента. Хотя предыдущая сделка России с ОПЕК никак не оформлялась. Просто собрали нефтяников и сказали: мол, ребята, надо сделать. Юридически у минэнерго нет никаких инструментов регулирования добычи нефти и ее экспорта. Можно выступить с инициативой о налоговых преференциях сократившим добычу компаниям, но это потребует, как уже сказано, решения парламента. Однако принятие новой налоговой схемы займет длительное время. Так что рычагов оперативного воздействия на нефтяные потоки у властей нет, кроме неформальных методов влияния на нефтяные компании.

— Почему сокращение в рамках ОПЕК+ начинает действовать только с мая? Впереди еще больше половины апреля. Что будет происходить на мировом нефтяном рынке в ближайшее время?

— По идее, за это время должна быть проведена техническая подготовка к консервации скважин. Хотя в российских условиях я не представляю, как можно успеть это сделать за две с половиной недели. Саудовцы же будут продолжать накапливать нефть в наземных хранилищах и танкерах. Из 21 супертанкера они заполнили уже 15, осталось 6. Дальше саудовцы продолжат ценовую войну, они направят этот накопленный резерв нефти на мировой рынок, вытесняя с него своих российских конкурентов. Повторю: сокращается добыча нефти, а не ее экспорт. Саудовцы будут вытеснять российскую нефть с ее традиционного, европейского рынка, предлагая большие скидки и большие объемы своей нефти. Замечу, что Эр-Рияд не отказывался от предложенных скидок на свою нефть и увеличения поставок черного золота в Европу.

«ЕСЛИ РОССИЯ НЕ СМОЖЕТ ДОКАЗАТЬ, ЧТО ОНА ВЫПОЛНЯЕТ СВОИ ОБЯЗАТЕЛЬСТВА, ПОСЛЕДУЮТ САНКЦИИ»

— В России нет долговременных хранилищ нефти. Экспорт идет непрерывным потоком. Как технически остановить его наполовину — консервировать скважины?

— Когда-то были предложения создать стратегические резервы нефти на Среднем Поволжье. Но все такие планы послали куда подальше. Дескать, пускай это делают страны – импортеры нефти, а мы экспортеры, у нас ее достаточно, она под землей хранится, мы оттуда возьмем. Потому подушки безопасности для безболезненного манипулирования объемами экспорта нефти в нашей стране нет. Сейчас есть лишь небольшие запасы в системе «Транснефти» так называемой зараженной нефти — загрязненной хлором, которую наши нефтекомпании до сих пор сбыть никак не могут.

Теперь смотрите, что получается после решений ОПЕК+. Наш министр энергетики от имени России и ее президента дал обязательства сократить добычу на 23 процента. А теперь правительство скажет: вы, нефтяники, в Татарстане, других нефтедобывающих регионах, Западной Сибири сами смотрите, как можете подобное сделать. Технически так глубоко сократить добычу — гигантская проблема. Это нельзя осуществить быстро. Уже с 1 мая надо добычу уменьшить на 2,5 миллиона баррелей в день и держать такой уровень два месяца. Это как? Нужно что, останавливать месторождения, консервировать скважины? А вы потом их «раскачаете»? Сколько это будет стоить нефтяным компаниям? Консервация и последующая реанимация скважин — удовольствие недешевое. Я уверен, что никаких расчетов и ответов на эти вопросы ни у нефтяников, ни у правительства России нет. Судя по всему, перед принятием решения в рамках ОПЕК+ с нашими нефтяниками никто не советовался. 

— В начале коронавирусного и нефтяного кризиса были заявления совладельца «Лукойла» Леонида Федуна, который критиковал российское руководство за отказ в начале марта пойти на соглашение с Саудовской Аравией, а также интервью главы «Роснефти» Игоря Сечина телеканалу «Россия-24», в котором он решение разорвать сделку с ОПЕК оправдывал. А вот теперь наши нефтяные генералы молчат, не разъясняя, как они намерены прекращать добычу почти каждой четвертой тонны нефти. Но ведь какие-то совещания с их участием должны были проводиться?

— Насколько мне известно, последнее совещание, где высказывались практически все руководители нефтедобывающих компаний России и представители правительства, прошло аж 12 февраля. Правда, Сечина на нем не было. Там приняли решение попросить саудовцев продолжить действие прежней, весьма щадящей формулы сокращения добычи. Дескать, мы видим, что спрос начинает падать, но давайте плавно двигаться еще в течение второго квартала. 1 марта уже Путин встретился с нефтяниками в правительственном аэропорте Внуково-2. На совещании все нефтяники согласно кивали или просто молчали, а Сечин говорил то, что хотел услышать президент: мол, мы американцев с их сланцевой нефтью и саудовцев с их огромными социальными тратами задавим и будем диктовать цены на мировом рынке нефти. В результате было принято решение громко хлопнуть дверью на переговорах в рамках ОПЕК+. А там ведь мы отказались одобрить общее снижение добычи всего лишь на 1,5 миллиона баррелей в день, что для России обернулось бы сокращением на 300 тысяч баррелей. Если бы мы тогда одобрили «мягкую посадку», теперь не пришлось бы «сажать» нашу нефтянку так жестко — снижать добычу больше, чем любая другая страна в ОПЕК+. Желание отстоять ложно понимаемый престиж России как великой энергетической державы заставило сделать колоссальную стратегическую ошибку.

Теперь расплачиваться должны наши нефтяники. Поскольку за полмесяца «погасить» добычу на 23 процента технически невозможно, то будут следующие последствия. Во-первых, это не просто обязательство России перед какой-то там ОПЕК+ — картелем, который Запад не признает. Поскольку урезание добычи на 9,7 миллиона баррелей в день подтвердила еще и «Большая двадцатка», это уже международное обязательство. Если в рамках соглашения Россия не сможет доказать, что она выполняет свои обязательства в полном объеме, последуют санкции.

— Вы ждете, что наша страна не станет сокращать добычу на 2,5 миллиона баррелей в день?

— А как это можно выполнить? Вы с нефтяниками, к примеру в Татарстане, поговорили, могут ли они четверть своей добычи быстренько заморозить? Но если не выполним, то однозначно будут санкции, возможно, даже эмбарго на поставки российской нефти. Плюс санкции против западных компаний, которые станут покупать российскую нефть, и организаций, которые продолжат поставлять российской нефтянке оборудование и технологии. Про Schlumberger c Halliburton (крупнейшие нефтесервисные компании — прим. ред.) придется забыть. США и Саудовская Аравия цели своей достигнут: с рынка уберут одного из основных производителей нефти — Россию. В результате цены на нефть выправятся, рынок стабилизируется и уже без РФ мировая экономика будет восстанавливаться после коронавируса. Есть реальная угроза того, что Россия окажется выброшена из мировой экономики.

— Тот же Федун из «Лукойла» не так давно говорил, что РФ не может снизить добычу нефти больше чем на 300 тысяч баррелей в день. Вы с этой оценкой согласны?

— Скорее всего, так и есть. Можно убрать лишь самые малоэффективные скважины. В России 180 тысяч нефтяных скважин. Из них большинство — это обводненные скважины. Возьмем легендарный Самотлор. Там только 4 процента нефти сейчас идет из скважин, все остальное — вода. Это уже какой-то водопроводный бизнес, а не нефтедобывающий. Сколько таких обводненных скважин надо перекрыть, чтобы выбрать российскую квоту на сокращение добычи?

Фото 1

«В ТАТАРСТАНЕ НЕФТЬ, КАК В САУДОВСКОЙ АРАВИИ, САМА ФОНТАНОМ НЕ БЬЕТ»

— Если все же придется выполнять условия соглашения, какие российские нефтяные компании пострадают в первую очередь?

— Все. Квоты на сокращение могут быть распределены в соответствии с объемами добычи компаний. Но я подозреваю, что с их стороны будет активный саботаж, потому что такое снижение производства — гибель бизнеса во многих случаях. Последствия выполнения соглашения ОПЕК+ для российских нефтяников — это финансовый крах и гигантская безработица, причем не только для оказавшихся лишними сотрудников нефтяных компаний, но и для тех, кто обслуживает нефтяную отрасль. Пострадают все поставщики чего-либо для нефтянки. По сути, это смерть нефтяной отрасли. Сотни тысяч людей окажутся без зарплат.

— Может ли государство распределить квоты непропорционально добыче и обеспечить кое-кому льготы, например «Роснефти»?

— Ну она-то точно окажется в привилегированном положении, потому что у нее основной объем нефти идет в Китай. «Роснефти» надо расплачиваться по полученным от КНР кредитам, а значит, как же она может экспорт сокращать? Это весомый аргумент, не говоря уже о приятельских отношениях Сечина с президентом. Исходя из того, я думаю, у «Роснефти» будет привилегированное положение. Ей еще и деньги из бюджета выделят на очередной проект — «Восток Ойл» какой-нибудь. Остальным организациям придется за это расплачиваться.

— Что ожидает компании, ведущие добычу в старых нефтяных провинциях — в Поволжье, например?

— В Татарстане, к примеру, нефть, как в Саудовской Аравии и на некоторых сибирских месторождениях, сама фонтаном не бьет под влиянием внутрипластового давления. В Татарстане на скважинах качалки стоят, а на некоторых промыслах идет термопаровое воздействие на пласт. Это дорогое удовольствие — добывать нефть на таких достаточно уже истощенных месторождениях. Хорошо, что нефтяники Поволжья получают деньги на сорт Urals, с которым смешивается в экспортной «трубе» их тяжелая нефть. Но все равно положение нефтяной отрасли в Поволжье при таком сокращении экспорта, а следовательно, и выручки при их более высоких расходах на добычу окажется тяжелее, чем в других нефтедобывающих регионах.

— Наши нефтегазовые компании в среднем продавали нефть на экспорт в первом квартале по 48 долларов за баррель и накопили, наверное, немалый «жирок». Смогут ли они на своих финансовых запасах протянуть два года? За данный срок должно продлиться урезание добычи.

— Да, есть такая точка зрения, что российской нефтянкой накоплены значительные финансовые средства. Известно, что у «Сургутнефтегаза» больше 40 миллиардов долларов на банковских счетах лежит. Эти накопления были одним из аргументов в пользу резкого прекращения сотрудничества с ОПЕК. Но очень трудно подсчитать, каким образом средства станут расходоваться и насколько их хватит. Конечно, компенсировать сокращение экспорта нефти вдвое никакие резервы нефтекомпаний не смогут.

— Как российская нефтяная отрасль, на ваш взгляд, будет выходить из этой, пожалуй, самой сложной в своей новейшей истории ситуации?

— Я, честно говоря, выхода не вижу. Если добычу не снизить, против российской нефтянки будут введены санкции. Сокращение же таких объемов добычи надолго подорвет рентабельность российской нефтяной отрасли и ее способности формировать значительную часть доходов бюджета.

— Возможно, этот кризис позволит России, наконец, избавиться от нефтяной зависимости? Уменьшим экспорт сырой нефти, будем больше перерабатывать внутри страны. Сокращать-то производство нефтепродуктов и продукции нефтехимии мы никому не обещали.

— А что потом с ними делать? Куда их продавать, когда спрос так катастрофически упал?

«БЮДЖЕТ РОССИИ ПРИДЕТСЯ СЕКВЕСТИРОВАТЬ, ТО ЕСТЬ УРЕЗАТЬ РАСХОДЫ»

— Почему после объявления о сокращении почти 10 процентов мировой добычи нефти биржевые цены на черное золото не выросли?

— Это не совсем так. 9 апреля, когда члены ОПЕК+ начали совещаться, вышло ложное сообщение Reuters о том, что договорились сократить добычу на 20 миллионов баррелей в сутки. На этом сообщении прыгнули цены вверх до 36 долларов за баррель — не на реальную нефть, а на «бумажные» фьючерсы. Как только выяснилось, что заседание ОПЕК+ продолжится еще и в воскресенье, 12 апреля, и пока никакого решения нет, цены покатились вниз примерно на 5 долларов. Затем рынок закрылся до понедельника, 13 апреля. То есть биржа не успела отреагировать на решение о сокращении добычи ОПЕК+.

— Ожидаете на этой неделе роста биржевых котировок нефти?

— Здесь трудно что-либо предполагать, но, безусловно, спекулянты постараются отыграть такую громкую новость. Однако подобное мало поможет нашей нефтяной отрасли. Это касается только ребят, которые «бумажками» на июньские фьючерсы на бирже обмениваются. Цены фьючерсов уже мало влияют на стоимость поставок физической нефти.

— Некоторые российские эксперты заявляют, что цена Brent должна подняться до 40–45 долларов менее чем с 32 долларов. Это разве не подтолкнет вверх и стоимость российской Urals?

— Цена в 40–45 долларов за Brent, конечно, может быть достигнута уже в ближайшие дни. Спекулянты могут все что угодно раскрутить. Но надо понимать, что купля-продажа фьючерсов — это не рынок нефти, а чисто спекулятивная игра на финансовых инструментах. Смотрите, когда цена Brent была 34 доллара за баррель, стоимость расчетного для физической нефти сорта Dated Brent оказалась 22,5 доллара, а цена Urals с отгрузкой из Новороссийска — 20 долларов. Таким образом, разрыв стал очень большим. Не факт, что даже при росте фьючерсов на баррель Brent на 10–15 долларов стоимость российской нефти существенно увеличится. А уровень в 20 долларов за «бочку» — это грань рентабельности российских нефтяных компаний. Двукратное же сокращение экспорта, повторю, может привести отрасль к финансовой катастрофе.

— Российский бюджет тоже ждут большие потери?

— Конечно. Даже если цена на нефть повысится, из-за сокращения экспорта вполовину бюджет России придется секвестировать, то есть урезать расходы. Понятно, что первыми сократят не расходы на оборону и безопасность, а на социалку, образование, науку и даже медицину, несмотря на коронавирус. Серьезные экономисты ожидают падения российского ВВП в этом году где-то на 10 процентов. 

— От экспорта нефти в российской экономике еще многое зависит?

— В ВВП нефть обеспечивает примерно 29 процентов. В экспортных доходах нефтяная доля — где-то 42–43 процента. Когда-то было больше 50 процентов, но эта доля снизилась из-за того, что цены не только на нефть, но и на газ резко пошли вниз.

Фото 2

«В РЕШЕНИЯХ «ДВАДЦАТКИ» НИ СЛОВА НИ О КАКИХ ОБЯЗАТЕЛЬСТВАХ США НЕ СКАЗАНО»

— В ОПЕК+ надеются на то, что страны, не входящие в эту структуру, дополнительно сократят добычу нефти на 3,7 миллиона баррелей в день. Речь прежде всего о США, Канаде и Норвегии…

— Это не более чем «хотелки». В решениях «двадцатки» ни слова ни о каких обязательствах США и прочих, не входящих в ОПЕК+ стран не сказано. Норвежцы заявили, что если ОПЕК+ будет выполнять свои обязательства, то они тоже, возможно, сократят добычу. Мексиканцы сказали, что уменьшат добычу, но в 4 раза меньше, чем просила ОПЕК+. Американцы и англичане заявили: они не могут в приказном порядке сократить добычу нефти, поскольку законодательство запрещает им участие в картелях. Возможен лишь естественный спад добычи из-за падения спроса в тех же США. Вот это естественное падение добычи Запад предложил засчитать как его участие в соглашении. У властей Соединенных Штатов нет рычагов воздействия на своих нефтяников. У них руки связаны антимонопольным законом Шермана от 1890 года. Никакого госрегулирования торговли, в том числе международной, он не допускает.

— Дональд Трамп тем не менее в своем стиле раздает не слишком обоснованные обещания, к примеру, взять на себя большую часть сокращения добычи, на которое не пожелала пойти Мексика.

— Да, только как это сделать — до сих пор загадка, похоже, даже для самого Трампа.

— Новак сказал, что Канада на встрече министров энергетики «двадцатки» обязалась сократить 1 миллион баррелей в день…

— Нет, конечно. Канадцы просто отметили, что у них добыча из-за падения спроса уже снизилась на миллион баррелей.

 

«ЕСЛИ МЫ УБЬЕМ 23 ПРОЦЕНТА ДОБЫЧИ, ВОССТАНОВИТЬ ПОЛНОСТЬЮ ЭТИ ПОТЕРИ УЖЕ НИКОГДА НЕ УДАСТСЯ»

— Вы говорили о том, что, разрывая первую сделку с ОПЕК, Москва пыталась задавить сланцевую добычу в США. Удалось ли в итоге приблизится к цели? Американские сланцевики сейчас вынуждены сокращать добычу.

— Да, уменьшают. Но в США это очень гибкая отрасль. Хорошо, добьетесь вы повышения цены нефти до 40–45 долларов за баррель, немедленно 70–80 процентов проектов сланцевых в Америке возродится и начнут качать нефть с удвоенной силой, потому что это настолько гибкое производство, что его можно мгновенно остановить и так же быстро запустить вновь. У нас начитались романов Драйзера и думают, что банкротство — это как в XIX веке гибель компании. В современной Америке банкротство — перераспределение собственности, реструктуризация долгов и в подавляющем большинстве случаев перезапуск бизнеса. В американском законе о банкротстве есть статья 11, по которой выплата долгов откладывается, а большая их часть и вовсе списывается, кредиторы получают лишь 12 центов с каждого доллара. Так что добыча сланцевой нефти в еще больших объемах будет возобновлена при лучшей ценовой конъюнктуре мгновенно.

— Каков ваш прогноз развития российской нефтяной отрасли в таких условиях?

— Если мы убьем 23 процента добычи, восстановить полностью эти потери уже никогда не удастся. Предположим, что Россия все же будет выполнять обязательства, заглушит скважины и сократит добычу на 2,5 миллиона баррелей в день. В июле сокращение ОПЕК+ уменьшается до 8 миллионов баррелей в сутки. Пропорционально упадет доля России. Мы вряд ли сможем быстро наверстать ранее сделанное сокращение. В 2021 году сокращение уменьшится до 6 миллионов баррелей. Надо будет реанимировать еще какие-то нефтедобывающие мощности. Все силы и инвестиции в ближайшие два года будут пущены на восстановление уничтоженной собственными руками нефтяной отрасли, а не на освоение новых месторождений или строительство новых нефтепроводов. Так мы безнадежно отстанем от конкурентов — американцев и саудовцев.

— Могут какие-то наши нефтяные компании вообще свернуть свою работу в России?

— Такое не исключено. «Лукойл», например, уже давно наращивает нефтедобывающие активы за рубежом. Кто-то из частных российских нефтекомпаний может стать международным игроком.

— Значит, стратегическая ошибка нашей нефтянки, совершенная еще в советское время, — это отказ создавать в Поволжье стратегический резерв нефти в хранилищах?

— Да, тогда не подумали о том, что резерв нужен не для того, чтобы хранить нефть на черный день, а для манипулирования рынком и ценами. Теперь мы пожинаем плоды этой недальновидности.